Крис был сыном эмигрантов из Хорватии, имел два метра роста и подружку Шелли. Он играл на бас-гитаре, мог выдуть за вечер ящик «Миллера» и целиком и полностью разделял панковские замашки Курта. А тот постепенно становился постоянной головной болью абердинской полиции. Подверженный частым сменам настроения и раздираемый миллионом юношеских терзаний, художник по натуре и матрос-спасатель по временной профессии, он крушил квартиры приятелей и случайных знакомых, дрался с дальнобойщиками в забегаловках и даже написал однажды на стене в полицейском участке собственной кровью God Is Gay! («Бог - пидор!»). Потом, уже во времена Nirvana, он делал это не раз и даже носил майку с такой надписью. Еще Курт с Крисом играли в многочисленных полупрофессиональных командах, которые объединяло лишь одно - гранж.
Гранж - понятие весьма условное. По-английски это вроде бы просто «грязь», но не та грязь, что в панке, без рвоты и сифилитических язв. Это гимн ненависти и разочарованию,
апофеоз политического и душевного вакуума, энциклопедия личных переживаний и бесконечная ода неврозам. Яростный и отстраненный одновременно, гибрид Маккартни и Оззи, гранж по сути дела не принес в музыку ничего нового, но законно считается самостоятельным музыкальным стилем. После позерства и мишуры ранних 80-х рокеры наконец-то заглянули внутрь себя, и увиденное оказалось одной большой бякой. Простые ребята в мятых клетчатых рубашках и дешевых кедах рвали гитарные струны и собственные души и играли так, словно завтра на них наденут деревянный бушлат. Впрочем, и умирали они тоже в массовом порядке. Отцами-основателями гранжа считаются Mudhoney, Mother Love Bone и Green River (все сплошь бывшие панки и хард-рокеры), а столицей - Сиэтл. Почему именно он? Скорее всего, потому что в извечном антагонизме шоу-столиц Нью-Йорка и Лос-Анджелеса этот город (американский Свердловск) стоял в стороне и порождал своих отдельных суперстаров вроде Джими Хендрикса. Назвать свою группу Nirvana (третьим участником стал ударник Аарон Букхарт) Курт решил, проходя курс реабилитации в одной из спецбольниц, - с тяжелыми наркотиками он уже давно и крепко дружил. «Мне хотелось, чтобы название было звучным и красивым, но спорным в плане толкования», - вспоминал Кобэйн. На дворе стоял 1988 год.